«В следующий раз, мистер президент, прежде чем говорить, думайте!» — написано нынче от имени всех женщин-домохозяек в открытом письме, составленной адвокатом Кристи Буртон Браун непосредственно в официальный адрес Барака Хусейновича.
В принципе, ничего особенно крамольного на выступлении в колледже Род-Айленда на обсуждении прав женщин первый (и, похоже, последний) темнокожий президент США, на наш взгляд, и не сказал. Судите сами: «Иногда кто-то, обычно мама, уходит с работы, чтобы оставаться дома с детьми, и это обрекает ее на низкий заработок до конца ее дней. Это не то, чего мы хотим от американцев. Поэтому давайте сделаем вот что: к концу десятилетия отдадим шесть миллионов детей в детские сады высшего качества и убедимся, что мы делаем Америку сильной». В переводе на нормальный язык эти фразы звучат, как «я хочу побольше налогов», и так думают все, как один, правители мира.
Однако полное отсутствие такта и дипломатичности в выражении мыслей даже по бумажке в который раз поставило Обаму не то чтобы в неловкое – в критическое положение. В довершение к его и без того катастрофическому, лавиноподобному падению рейтингов, дело даже уже запахло импичментом. Так считает множество политических аналитиков, и отнюдь не только штатовских.
Ну, а мнение всех тамошних хозяйствующих по дому дамочек выразила всё та же миссис Буртон Браун: «Я надеюсь, что вы оговорились, но давайте я объясню Вам, как матери-домохозяйки это поняли. Вы говорите нам, что деньги важнее, чем наши дети! Вы говорите, что уходить с работы и становиться домохозяйкой — не тот выбор, которые американские матери должны делать».
«Я сама мать-домохозяйка и в то же время адвокат и могу заверить вас, что для меня мои дети важнее карьеры!» — «обламывает» в своей петиции лидера «величайшей мировой державы» ещё недавно вполне верноподданная свободная гражданка. И, если судить по ещё миллионам столь же резких, но не таких грамотных высказываний, остальные матери рассуждают аналогичным образом. То есть, если в считанные часы [пока ещё] мистер президент не упадёт на колени и не будет слёзно молить о пощаде свой электорат, конец его становится не просто близок – а виден без бинокля. Впрочем, кажется, он уже привык висеть на волоске, и, пока извиняется в одном месте, успевает «накосячить» где-то в другом …
